Кой - Снова в школу и иже с ним[СИ]

— Папа, Гарри! — где–то спустя час коротких схваток с передышками от двери с нескрываемым восторгом кричит главный местный монстр.

— Кого я вижу, неужели это… Скорпион! — ошарашенно выдыхаю я, с выпученными глазами отскакивая в угол, и торопливо пытаюсь залезть на тяжелую и крепкую штору.

— Даже не думай, — тихо и ласково говорит от двери олицетворение домашнего уюта — Астория Малфой. И вы знаете, мне как–то сразу подумалось: какая же все–таки дурацкая идея — лезть на штору…

Вскоре, после небольших гонок и валянья на полу в компании отца и странного папочкиного друга, угроза всех местных ваз и ковров отправляется спать, провожаемый матерью, а мы с Драко вольготно располагаемся в одной из бесчисленных малых гостиных менора, наслаждаясь коллекционным вином.

— Классно тут у тебя, — без задней мысли отдаю должное обстановке, и тут же нарываюсь на нравоучительное:

— У тебя, держу пари, не хуже, — Малфой салютует мне бокалом. — Пятьдесят лет назад господа аристократы глотки друг другу грызли за приглашение на бал к Поттерам…

— М, какой трагический упадок переживает мой род, — равнодушно говорю я, изучая содержимое своего бокала.

— Мерлин, Поттер… Ты хоть понимаешь, какие средства пластом осели на поттеровских счетах? Сколько недвижимости блокировано? Только по нашим данным у тебя по всей Европе раскиданы дома — где целое поместье, где землянка… На любой вкус, на все случаи жизни!

— Драко, уже все, включая тебя, в курсе — этот разговор ни к чему не приведет. Мне невыразимо плевать на род, вот такой вот я, извини уж, бестолковый. У меня достаточно денег, знаешь ли, заработанное мной меня вполне удовлетворяет… Даже более чем. Мне есть где жить. Я даже честно приобщился к наследию своей семьи и вскрыл один из старых сейфов — поверь, там ничего особо критичного или интересного не оказалось…

— Дурак ты, Поттер, — беззлобно сокрушается Малфой. И тут же решительно смотрит в мою сторону: — Тебе надо жениться.

— На ком? Всех лучших уже разобрали! — горестно трясу я опустевшим бокалом, а на противной малфоевской морде расплывается неприлично довольная ухмылка. Ненадолго, правда.

— Гарри, я серьезно. Поверь, мы все прекрасно осознаем прелести холостяцкой привольной жизни… Но что будет, если ты так и умрешь одиночкой? Что станет с твоим родом?

— Его примет старшенький сынок Забини, и ты это знаешь, — я легко отмахиваюсь от не особо настойчивых нравоучений. Разговоры об ответственности перед своей семьей ведутся уже который год, и аргументы — все, без исключения, — упоминаются уже не впервые. А что я? По мне пафосно называться главой рода из себя самого — глупо. Если бы я хотел достичь чего–то приличного, если бы у меня было достаточно этой самой ответственности, если бы… Но я не вижу причин для того, чтобы врать себе и остальным.

— Ты ведешь себя, как безответственный ребенок, — качает головой Малфой.

— Ты цитируешь Флер, — отмечаю в ответ я.

— Ну, это оправдано. Ее–то ты хоть иногда слушаешься.

— Ну, а что мне, бестолковому тридцатилетнему раздолбаю, остается? — хмыкаю я.

— Ты не бестолковый, ты безответственный, — важно грозит мне пальцем Драко. — И, кстати об ответственности, что ты собираешься дарить Флер?

— Портрет, — пожимаю плечами. — Он уже, между прочим, готов, пылится теперь под простынкой в углу комнаты.

— Хитер, — завистливо присвистнул Малфой. — А мне что делать?

— Не знаю, — сходу открещиваюсь я от его проблем. Я‑то мучился, пока рисовал. Усилия прикладывал. Три карандаша сломал…

— Ну вот, — укоризненно глядит на меня белобрысая честь и совесть всей магической Британии, — не хочешь помочь другу, упростить замученному работой бедняге задачу, да?

— Ничего никогда не бывает просто, — делюсь я с ним откровением, пригубливая немного вина из уже наполненного бокала. Драко, вопреки моим ожиданиям, ненадолго задумывается и вскоре говорит:

— Красивая фраза. Хорошая.

— Отец сказал, — пожимаю плечами. Я на такие глубокие наблюдения явно способен не был.

— Серьезно? — удивляется Малфой.

— Да. Это последняя запись в его дневнике. Тридцать первое октября, два часа пополудни, — флегматично киваю я. — Мой девиз в делах, между прочим, — важно выпячиваю губы.

— Да уж, мистер Мейсон, оно себя оправдывает, — качает головой в ответ Малфой. — А я все думал, как ты ухитряешься сам все понимать, но всех остальных запутывать? А ты вот как хитро мир видишь…

— Да ладно тебе, запутываю…

— Обожаю твою ложную скромность, но, как ты знаешь, мне уже есть чем ответить! Помнишь уважаемого мистера Хевисайда, эмигранта, австрийца британского происхождения? Там еще история была с убийством, когда он приезжал заключать контракт, ну, когда ты после заседания врезал–таки Смэшу… Он до сих пор сам не может разобраться — был он все–таки в стране в тот момент, когда подписывал контракт, или и впрямь каким–то мистическим образом обстоятельства сложились так, что он тогда был вообще в Италии, а все события здесь развивались без его непосредственного участия!..

После тренировки и дружеских посиделок я еще немного гуляю по городу и затем все–таки возвращаюсь домой.

Моя жизнь уже давно вошла в определенную колею, и привычную рутину развеивают ныне редкие новые дела или праздники. Я предоставлен сам себе, живу в свое удовольствие, у меня потрясающие друзья и интересная разнообразная работа. Правда, с властями отношения не лучшие.

Впрочем, я не жалуюсь.

Хотя, вообще–то, жалуюсь. Но — исключительно себе.

Ах да… еще мне время от времени снится замечательный сон о Дне после Победы. Ну, про это было выше. Но всего этого действительно не было.

Слизеринцев, между прочим, (по крайней мере, младшее поколение) особо никто не пинал и, пока они не высовывались и сидели в своих поместьях — претензий не было в принципе.

А я… После Победы Гарри Джеймс Поттер официально заявил, что уходит в изоляцию — полечить нервишки, и, появившись через пару лет, как выяснилось, полностью сменил круг общения. Сначала старые друзья пытались ко мне подходить, но я… не знаю, может быть, был слишком обижен, или не хотел поднимать ничего из своего «гриффиндорского» прошлого. Поначалу я еще пытался вернуться к старой дружбе, но разговоры были топорными и неловкими, и оставляли после себя не лучшее настроение, так что… Кивки пять раз в месяц при редких встречах.

Как бы то ни было, подсознание любезно пытается предложить мне что–то более приятное для самолюбия, чем сакраментальное и в моем случае более чем правдивое «Сам дурак».

Потом я поступил на заочный юридический факультет одного из магических университетов.

Окончил, кстати, с отличием. Без красного диплома об идеальности, но с отличием.

Четко помню, как лет так через пять, после очередного выигранного мною дела о военных преступлениях, ко мне подошел злой Шеклбот. Он сказал:

— Какой же ты все–таки оказался сволочью!

Я многое хотел сказать. О том, что победа была для них. О том, что они, черт побери, были моей семьей. О том, как я шел на смерть ради них — и как убивал, и как до сих пор не могу определиться, что для меня было поначалу страшнее. О том, что я пережил, осознавая себя заново — уже одиночкой. О том, что я так и не смог до конца понять, почему они — и сейчас улыбаются друг другу, встречаются на годовщинах и жмут друг другу руки, а я внезапно оказался вне всего этого. Единственное, чего мне тогда не хотелось — расплакаться подобно девчонке, а так — полный комплект тем для самокопания и самоуничижения.

Но я только ухмыльнулся и в лучших традициях Слизерина громогласно объявил:

— Да, я сволочь. Но я знаю законы и умею красиво говорить. И если еще хоть один «поборник справедливости» меня обзовет, я подам в суд за оскорбление личности!

Из старых знакомых я общался только с Флер, Джорджем, Ремусом, Тонкс, Чанг, Невиллом и Луной. С остальными я не хотел иметь ничего общего, да они и сами после многих бесплодных попыток не особо рвались обратно ко мне в товарищи.

Сейчас мне тридцать лет, и, несмотря на все, что у меня есть, я считаю себя неудачником. Просто потому, что все, кого я знаю, смогли приспособиться к новой жизни, врасти в нее и чувствовать себя комфортно, а я… Чувствую себя чужим.

Впрочем, пора заканчивать с рефлексиями. Я отошел от окна, в которое настроения ради бессмысленно пялился, и решительно потопал к кровати.

…И еще иногда очень хочется второго шанса…

— Значит, второй шанс… — прошелестел ветер за окном. Я недоуменно обернулся и ничего не заметил. Наверное, слишком устал.

Проснулся я в отличном настроении, без будильника и, что примечательно, выспавшись! Во всем теле чувствовалась невероятная легкость, я ощущал себя… ну, лет на пятнадцать, наверно. Знаете, когда встаешь с утра и уверен — через пару шагов станешь королем мира!